Охотники рядом…

 

На заднем дворе Академии было непривычно тихо. Непривычно для человека, повидавшего немало конюшен на задних дворах частных угодий и постоялых дворов. Что ни говори, а лошадей, особенно чужих, без присмотра не очень-то и оставишь. Выплачивай потом откупные разобиженному хозяину лошадки, за которой нерадивый конюх не доглядел. Вот и околачиваются поблизости конюшенные, да все чаще парами, чтобы по одному не затосковать в лошадином обществе. А когда приятелей двое, а то и поболе, можно не только словом перекинуться, но и карты раскинуть или костями погреметь. Близ же конюшни Академии Вальда царила тишина, изредка прерываемая фырканьем, доносившемся из стойл. За лошадками жителей и гостей Академии приглядывали лучшие из конюшенных, которых только можно найти во всем мире – экьюриды[1]. Но равно сколь любили они своих четвероногих подопечных, столь не нравились маленьким хозяевам лошадиных владений чужие взгляды. Мало кто даже из постоянных жителей Академии видел и слышал их. Потому и властвовали на заднем дворе покой и безмолвие.

В вычищенных стойлах, среди чистокровных скакунов и статных тяжеловозов, прижилась маленькая каурая лошадка. Ее соседи поначалу косились на чужачку и высокомерно пряли ушами. Но вскоре их внимание стало куда более пристальным. Больно шустро неказистая с виду животинка успевала сжевать все, до чего дотягивалась ее хитрая морда. А чаще всего предметом ее стремлений оказывалась соседская кормушка. Адарай, видимо не без оснований посчитавшая, что она вдоволь поработала на благо людей и нелюдей и отныне имеет право ни в чем себе не отказывать, именно тем и занималась, что ни в чем себе не отказывала. Зато другим – всегда и с непременным удовольствием, красочно написанном на рыжей морде. Даже экьюридам далеко не всегда удавалось найти с ней общий язык. С лошадки вполне сталось бы упасть на малыша-конюшенного, вздумавшего осмотреть ее копыта. Что уж говорить про мнимую хозяйку, битые полчаса, ожидавшую внимания от увлеченно жующей овес животины. Адарай, ничего не замечая помимо наполненной кормушки, лениво обмахивала бока хвостом и не торопилась поднять морду.

- Вот ведь угораздило меня подобрать себе окружение на славу, - буркнула игнорируемая девушка. – Одни бросили, второй и вовсе послал, так послал. Даже лошадь на меня внимания не обращает. Адарай, ты-то хоть со мной? Или с ними заодно? Морда рыжая, скажи еще, что в предательницы заделаешься и останешься тут в тепле и уюте. Имей совесть и посмотри мне в глаза! – ладошка опустилась на лошадиную морду и нетерпеливо потерла ее.

Но Адарай была готова заслужить титул «предательницы», лишь бы не отрываться от корыта с едой. Крупные зубы легонько прихватили девичьи пальцы, и Эстэль поспешно отдернула руки.

- Что? И ты туда же? Глаза твои бесстыжие!

Бесстыжие глаза вместе с мордой скрылись за деревянным бортиком корыта. Ответом же на хозяйское возмущение был нетерпеливо хлестнувший по крупу хвост.

- Без тебя уеду! Возьму вот серого. А ты, шкурка неблагодарная, тут останешься! – топнула ногой девушка, еще больше досадуя, что ее угрозы больше на обещание хорошей жизни походили. Но делать было нечего. Оставалось только развернуться и гордо удалиться, хоть последнее со стороны больше походило на побег разобиженного неудачей противника с поли брани.

- Эй, красавица, неужели тебя кто-то посмел обидеть?

Обратившийся к Эстэль человек смотрелся вызовом всем принятым порядкам и укладам. Почему-то его принадлежность к роду людей не вызывала сомнений. Однако к мнению этих самых людей юноша явно не спешил прислушиваться. Да и приглядываться тоже. Молодой человек относился к тому типу, о которых говорят – неопределенного возраста. Ему могло быть около двадцати лет, а могло быть и тридцать пять. И хотя он явно вышел из юношества, когда только-только пробивается пух над верхней губой, обласканные солнцем скулы и подбородок красовались загорелой кожей, не знавшей усов и бороды, как минимум с начала лета. Что наводило на мысль о времени, ежедневно затрачиваемом на бритье. Вопреки общим взглядам на приличную длину волос, взлетевшая пятерня не столько пригладила прическу, сколько взъерошила короткие жесткие пряди. И кажется обладатель позорно остриженных волос[2] не только не смущался этого, но получал истинное удовольствие… От того, что может себе позволить дерзить своим видом всему миру? Или же просто от себя самого? И, скорее всего, он мог себе это позволить. Как ни старалась Эстэль, а найти второго знака[3] не смогла. Знать рабом он не был, и не скорбел об утере, по его вине случившейся. Просто так вызов бросал. Даже одежду не мог выбрать привычную для взгляда окружающих. Сколько Эстэль ни силилась вспомнить, в каких землях привычно так наряжаться, но так и не смогла. Рубаха из легкого темного материала, расстегнутая на груди, едва доходила до бедер. Темные брюки выпущены поверх сапог. Походная сумка с двумя лямками вовсе не кажется тяжкой ношей для широких плеч. Мысль о глупых мотыльках, летящих на огонь, трепыхнулась и сгорела тем самым мотыльком в лучах пепельно-серого взгляда. Это художники с уверенностью на воодушевленных лицах могут рассказывать, что серый цвет – цвет старого снега и новой стали, цвет плачущего неба и мрачного камня – холодный. А на деле… Каждый видел пепел, еще хранящий жар огня. Грустный, невесомый… и такой теплый, уже подернутый белесым налетом отгоревшего, но еще хранящий в своей глубине черноту, оставшуюся после пламени.

- Да разве кто посмеет, - смущенно потупилась девушка.

- Академия Вальда полна тайн и загадок. И далеко не все они милы и безобидны, - доверительно склонился к Эстэль незнакомец. В мягком, вкрадчивом голосе разлилась та же уверенность, что до краев наполнила серые глаза, вдруг оказавшиеся так близко… слишком близко. Уверенность, которую может дать лишь знание. Сильная, властная, по ровной глади которой искорками рассыпались смешинки. У подобной уверенности есть свойство – покорять и манить за собой. Вот и тут – голос обволакивал, в глазах разлились-закрутились омуты, попав в которые, уже не выбраться.

- Кордэйл, - второй голос, излучавший ту же уверенность, был лишен ироничности первого. Вместо звеняще-невесомой легкости он казался припорошенным спокойствием и усталостью, придающими большую силу и глубину, - ты собирался посмотреть, есть ли здесь место для лошадей. А сам чем занимаешься?

- Рэй! Ты скучен. И вот это мой брат, - названный Кордэйлом с полушутовским поклоном представил Эстэль второго юношу с двумя лошадьми в поводу.

В улыбке Рэя, в его руке, поднятой в приветствии, читались неловкость и нетерпение.

- Извините моего брата, госпожа. Он бывает докучлив, - еще одна растерянная полуулыбка, беглый взгляд, и Эстэль перестала существовать для вновь вошедшего. – Дэйл, у нас мало времени.

- Вот так всегда. Все дела, да дела, - посетовал первый, несколько не заботясь о том, что любой, имеющий уши, без труда распознал бы в его голосе больше напускного, нежели искренней досады.

Эстэль хмыкнула про себя - те еще братцы: властная сверкающая сталь и твердое, но податливое, дерево; огонь и лед… точнее вода. Рэй вовсе не выглядел замороженным – скорее текучим и плавным… до поры пока ветра и непогода не заставят реку выйти из берегов. И вот тогда даже его пламенному братику не помешает спешно убраться с пути. Рэй несомненно был младшим. Хотя сложно сказать, сколько лет разделяло братьев – два года или разница перевалила за пятилетие. И все же именно он из них двоих казался более представительным и серьезным. Это плескалось в его глазах, взгляд которых слишком рано затянулся горько-мудрым налетом, не способным спрятаться за наглостью и иронией, свойственных старшему. Это сквозило в его отношении к другим. Отношении, которое девушка, испытавшая его на себе, могла бы описать как более сдержанное, более холодное… и более искреннее.

- Молодые люди, - невесть откуда взявшаяся экьюриди ловко подпрыгнула и, заполучив в свои лапки поводья, одернула юбку, возвращая себе вид чопорный и неприступный, - о лошадях позаботятся без вашего участия. Вам же лучше пройти в Академию. Магистр ожидает.

Очередной шутовской поклон, предназначенный уже двум дамам, в исполнении старшего, и братья покинули конюшню под неодобрительное щелканье языком экьюриди, осматривающей новых постояльцев в своих владениях: стройную и высокую вороную кобылку и могучего гнедого жеребца. Нет, конечно, экьюриди не слишком любят людей, но поведение конкретно этой малышки показалось Эстэль странным. И братьев нелюбезно выпроводила… хотя старшенький все же заслуживал, чтобы хоть кто-то не попался под чары его обаяния. Но экьюриди даже с лошадьми не ворковала, а значит хозяева скакунов всерьез расстроили ее.

- Вы знаете их?

- Знакомство с людьми не входит ни в мои обязанности, ни в мои устремления, - сухой ответ.

- Но мне показалось…

- Кажется тем, кто плохо спит, много пьет горячительного и увлекается прочими неразумными вещами. Остальные обычно знают, что они видят.

- Но…

- Мне надо работать, госпожа. Думаю, у вас тоже дел немало. Обратите свое внимание на них.

 

Если экьюриди и была в чем-то права, так это в том, что на дела следует обращать внимание, пока они самолично не привлекут его. Потому что в последнем случае только и останется, что уворачиваться от последствий собственного невнимания. И эти последствия не заставили себя ждать.

- Милорд Каэрин будет занят с гостями некоторое время, потому и не сможет уделить тебе достаточно внимания. Он попросил проследить, чтобы у тебя не возникло проблем со сборами.

Элия по своему обыкновению подошла совершенно бесшумно, заставив Эстэль подпрыгнуть от неожиданности. Юная волшебница, еще полностью не вступившая во владение силой, жила и училась в Академии с детских лет. А, освоив основы управления силой, и сама стала делиться знаниями, оказавшись учительницей и ученицей одновременно. Воспитанная магистром Элорин, девушка с каждым годом все больше перенимала от своей наставницы, становясь ее отражением в довольно кривом зеркале. То, что придавало степенность и величие мудрой женщине, Элии прибавляло лишь сухости, делая ее все больше похожей на палку, которую она и так напоминала своим обликом. Очень высокая, неизменно облаченная в темную мантию, нелепо висящую на худосочной фигуре, с тонкими острыми чертами лица, волшебница будто нарочно вытравливала из своей внешности все, что могло сделать ее привлекательной. Блеск в глазах, мягкую улыбку и шелк разметавшихся по плечам медовых локонов она заменила суровым взглядом, плотно сжатыми губами и чопорным пучком. Все это, конечно же, не способствовало рождению теплых чувств в душах учеников по отношению к этой молодой, но бесконечно занудной преподавательнице. Вот и Эстэль, еще в бытность ученицей смирившейся с фактом существования Элии, как смиряются с осенним дождем, так и не смогла изменить своего к ней отношения. Разве только воспользовалась возможностью встать с ней на одну ступеньку и теперь подчеркнуто обращалась как к равной.

- Элия? Надеюсь, ты не думаешь, что я буду хвостиком бродить за тобой по всем кабинетам, которые мне надлежит посетить. Обойдусь и без провожатых.

Губы волшебницы сжались в суровую линию, и все же спустя полвдоха через них протолкнулось примирительное:

- Напрасно ты так. Я же просто помочь хочу, раз уж… Э-э-э, - девушка махнула рукой, на мгновенье скинув маску чопорной учительницы и позволив одним единственным глазам увидеть настоящую Элию. И в этих глазах сгустились тучи, распознав рядом одинокую душу.

- Раз уж что? – дернула за предложенную ниточку Эстэль, надеясь распутать клубок теней, свернувшийся в чужой душе.

- Ничего, - дверца захлопнулась и тут же приоткрылась, самую малость, оставляя лишь щелочку, - Просто, со слов Магистра, мне показалось, что моя помощь будет нелишней. Но если ты сама…

- Сама я, конечно же, позабуду о половине из сказанного милордом, - почти соврала Эстэль. Точнее, это она думала, что соврала, но тонкая улыбка, скользнувшая по губам волшебницы, явно свидетельствовала, что были и другие, придерживающиеся иного мнения.

- Перво-наперво надо подумать о вещах, которые стоит взять в дорогу. Я составила примерный список. У нас есть несколько дней, чтобы убедиться, что у тебя имеется все необходимое, или докупить отсутствующие вещи.

- Да ты и впрямь подготовилась, - вздохнула Эстэль, углубившись в чтение списка. – Одного хлеба… на дорогу туда и обратно хватит. Даже если по пути буду делиться с голодающими… Если встречу их, конечно

Зардевшаяся было поначалу волшебница, дослушав до конца, побледнела.

- Хочешь сказать, что мой список не хорош?

- Хорош-то он хорош… Да вот кое-что явно лишнее. Ну где ты видела, чтобы в разгар лета с собой возили рукавицы и меховые накидки.

- Так ведь осень скоро, и ветер на море, - неуверенно попыталась оправдаться Элия.

- Осень, ветер… В жизни нельзя предугадать все. Иногда надо просто довериться судьбе. Вот про веревку ты забыла, про огниво не подумала… Вместо накидки лучше одеяло взять – мало ли в лесу заночевать придется, от него проку больше.

- Ну, конечно, ты же у нас опытная, все дороги тебе подвластны. Где мне рядом с тобой?

- Элия, я не хотела тебя обидеть, - вздохнула Эстэль, заприметив, как предательски задрожали губы у волшебницы. – Просто… Просто сейчас я вправду могу себе представить, что может потребоваться в пути, хотя еще полгода назад никак не могла такими знаниями похвастать. Пока сам не поездишь по свету…, - девушка на мгновенье умолкла, поняв простую истину. – Ты куда-нибудь ездила, так, чтобы не знать, где тебя застанет ночь?

- Нет, не ездила, - сошлись на переносице светлые брови. – Мне никогда не казалось заманчивым ночевать неизвестно где.

- Ну, что сказать? Каждому свое, - кивнула Эстэль. – Но если вдруг надумаешь, обращайся. Подскажу, что смогу.

- Не надумаю, - тут уже и губы непримиримо сжались.

- Не зарекайся.

- За меня уже зареклись.

Сложно говорить с людьми, не ведая, какие камни таятся в глубинах их душ. Вот и Эстэль, споткнувшись о такой, потерялась на время – то ли нырнуть и рассмотреть его поближе, то ли восвояси убраться, пока совсем не растревожила омут. И нет смысла спорить, что оказалось в тот момент сильнее – извечное любопытство или желание поучаствовать в чужой судьбе, так как одно не мыслимо без другого, и оба они приводят к одной двери. К вопросам – почему ты говоришь именно так, почему хмуришься при этом, какие занозы кроятся за маской спокойствия.

- Кто решил?

- А тебе зачем знать?

Левая бровь вопросительно изогнулась – действительно, зачем? Затем, что интересно. Напрасно говорят, что интерес может быть праздным. Он всегда преследует цель. Какую? Узнать, чем живет небезразличный тебе человек. Постичь опыт других, чтобы самому избежать их ошибок. Да хотя бы найти повод для сплетен. Но в любом случае – любой проявленный интерес преследует цель. Он никогда не бывает направлен в никуда. А значит, призван помогать, учить и наставлять. Даже из горького опыта – сплетен и слухов, можно вынести болезненный урок обеим сторонам. Одной - понять, что нельзя жить в мире отдельно от него, потому что любое твое действие порождает ответное. Не стоит думать, что твои поступки останутся незамеченными. Они опавшим листом закружатся, оторвавшись от дерева, подставляя взирающим на них то одну, то другую свою сторону. И для каждого такого листа слишком велика вероятность повернуться к зрителю не багряным, пламенным бочком, а бурым, подгнившим краем. Для других же уготована другая истина – если однажды ты осудил кого-то, разглядел пятна на гладкой поверхности и привлек к ним внимание окружающих, то не думай, что завтра кто-то пощадит тебя, усмотрев замятость на твоем листе.

- Ты права, незачем, - качнула головой Эстэль. Если кто-то не хочет понимать очевидного, то нет смысла раскладывать его по полочкам, потому как полочки непременно окажутся кривыми, пыльными и непригодными для хранения столь ценного добра. Разумнее отойти в сторону и позволить упрямцу самому принять решение – сделать шаг навстречу пониманию, стряхнуть с полок старую пыль обид или же навсегда выйти из комнаты, оставив нераспутанные клубки золотых нитей валяться хламом на полу.

- Тебе ведь безразлично, - обида прорвалась наружу, оскалив острые зубки и норовя укусить еще хоть кого-то, раз уж привычная жертва давно оставила попытки к сопротивлению.

- Не помню, чтобы я такое говорила.

- Да я же…

- Знаешь? За меня? Лучше меня? Ой, сомневаюсь. И прежде чем ты начнешь рассуждать, на что ты мне сдалась и сдалась ли вообще, я скажу вот что: для меня общение – дело добровольного выбора двоих. И излишней вежливости в нем места нет. Хочешь говорить – говори, хочешь слушать – слушай. А притянутое за уши внимание до добра не доведет. Поэтому выспрашивать я у тебя ничего не стану. Захочешь поделиться, я еще несколько дней где-то тут околачиваться буду.

- Я расскажу, - обещание больше походило на робкую просьбу, и Эстэль оставалось лишь благосклонно улыбнуться и приготовиться слушать.

 

В то же время, несколькими этажами выше, куда более словоохотливые особы, вовсе не интересующиеся, хотят ли их слушать, делились своими соображениями с вольными или невольными собеседниками. А таковых набралось ни много ни мало – четверо. Хозяин Академии, Верховный Магистр, лорд Каэрин, с небрежностью матерого кота восседавший в глубоком кресле, с его же спокойным и хищным взглядом наблюдал за суетящейся перед ним мышью. С ролью мыши успешно справлялся младший из нанесших визит в Академию братьев, не находящий себе места. Рэй то пытался примоститься на краешек стола, тесня бесцеремонно рассевшегося там брата, то подскакивал и начинал выхаживать из угла в угол или просто перетаптываться на месте. И если у невозмутимого Кордэйла его маята вызывала снисходительную улыбку старшего, что с умилением наблюдает за попытками дитяти сделать нечто, то магистр Элорин, в очередной раз провожая взглядом высокую фигуру, проплывшую мимо, нетерпеливо поджимала губы и качала головой.

- Неужели вы думаете, что мы проделали весь этот путь, забросив свои дела, только затем, чтобы поздороваться с вами? – тем временем кипятился Рэй.

Юности свойственна горячность, скажут одни. И, глядя на младшего из братьев, другие поневоле задумаются о правоте первых. Рэй нисколько не растерял своей серьезности, но как же ему не хватало спокойствия старшего. Спокойствия, которое приходит только с опытом. Серьезность, не способная спрятаться, серьезность, подчеркнутая суровым выражением лица и нетерпением, пронизывающим каждое движение, выдавала, что Рэй не только прожил меньше лет, нежели Кордэйл, но и то, что был от многих бед защищен старшим братом. Когда ответственность за принятие решений раз за разом целиком и полностью ложится на твои плечи, уже не до юношеского максимализма. И можно ерничать и смеяться в лицо судьбе, которая то и дело ставит тебя перед выбором, но улыбке на лице все чаще начинают соответствовать хладнокровный, тонкий расчет в груди.

- Мне будто бы думать больше не о чем, - спокойствию лорда Каэрина могла бы позавидовать и скала. - Если вы хотели поздороваться, то можете считать, что цель достигнута. Если же еще что-то хотели…

- А дяденька не понимает, - ехидства в улыбке старшенького было ничуть не меньше, чем медоточивой патоки в голосе, - с чего это два глупых мальчика к нему пожаловали. И рад бы пирогами угостить, да не подготовился.

- Молодые люди, да как вы смеете?! - не вступила – ворвалась в разговор леди Элорин, пылая негодованием. – Имейте уважение…

- Вот уважения сколько угодно, а временем не располагаем.

- Или у вас его слишком много. Вы примчались незваными, потребовали к себе внимания. И что? Ни вразумительной просьбы, ни обоснования своих претензий… Мы хотим ознакомиться со всеми материалами, которые у вас есть, - припустив ехидства в голос, процитировал Магистр. – Такое ощущение, что в городскую библиотеку пришли. Все материалы мы и студентам не показываем, а вам вынь, да положь. И это при том, что Академия в не слишком-то близких отношениях с вашей братией.

- Это при том, что мы одну работу делаем, - устало поправил Рэй.

- Так, может быть, расскажите, что за работа такая у вас появилась? А мы подумаем, чем помочь сможем… И нужна ли наша помощь вообще.

Братья переглянулись, и за мгновенье одного короткого взгляда даже насмешник Кордэйл стал очень серьезным.

- Вот бы нам знать, что за дело. Поправьте меня, если я ошибаюсь, но за столетия Второй эпохи, мир не слишком часто подвергался потрясениям разного рода.

- Это все знают.

- Но не все обращали внимание на то, что любым недобрым событиям предшествуют какие-то знамения. Например, резкое похолодание в начале весны, когда морозы такие, что и студеной зимой не встретишь; проливные дожди, заставляющие реки выходить из берегов; засуха в конце лета; испорченная вода, и как следствие, падеж скота… Эти знамения происходят не везде, только в определенных областях. Словно сам мир пытается предупредить, просит: «Вы, те, кто может и должен меня услышать, посмотрите, обратите внимание…» Только вот чаще всего внимание обращать начинают, когда становится поздно.

- Из чего вы сделали такие выводы?

- Вопреки всеобщему мнению, мы все же не просто безмозглые охотники за головами, - улыбнулся Кордэйл, но в голосе молодого человека надтреснувшим льдом заговорила обида, и без обличения в слова объясняющая слишком много. Легко противопоставить себя всем, если еще раньше все указали тебе место – всегда по другую сторону. – В нашей работе нам приходится постоянно иметь дело с фактами, находить их, сопоставлять и делать выводы. А заметив дважды схожие признаки, в третий раз поневоле сам станешь их искать… И ведь находишь.

- Неужели?

- Кто-кто, а Вы это не хуже нас знаете, - с укором качнул головой младший. – Не поверю, что от Вашего внимания ускользнул такой факт. Может глаз не хватит за всей Империей проследить, но, что беды по одной не ходят, точно знаете.

- Допустим. Вы заметили где-то повод для тревоги?

- Заметили… Кое-что с месяц назад заметили, да там, похоже с тревогами разобрались.

- Что ты имеешь в виду?

- Слух прошел. Говорят, в эльфийские земли беда заглянула. Около двухсот лет прошло с тех пор, как в последний раз ванви испытывали настоящее потрясение. Такое, что и не самые робкие из них терялись и падали духом. В тот раз их непривычно жестокая зима предупреждала, на месте старалась удержать. В этот… Поговаривают, с востока сильные бури пришли, лес вблизи их земель поломали, иссушили – благо до жилых мест не добрались. Друзья-деревья не подвели.

- Вы-то как об этом услышали?

- Слухами земля полнится, - усмехнулся старший.

- Кордэйл, ты уж реши: мы говорим как взрослые люди? Или ты ребячишься, напрашиваясь на комплименты и уговоры? В первом случае, я прошу подойти к моим вопросам со всей серьезностью. Даже если тебе они кажутся относящимися к событиям прошлого, а потому и неважными. Во втором случае…

- Я могу ехать домой? – подкупающе улыбнулся старший. – Но вот проблема – у меня с некоторых пор нет дома. Так что придется Вам меня тут потерпеть. Не выгоните же путника в ночь, - серые глаза прищурились и стали серьезными. – Если уж тут отряды собирались и в темные земли шли, то глупо надеяться, что о том никто не узнает. Простые люди возможно и предпочтут оставаться в благостном неведении. Но мы живем, благодаря тому, что постоянно собираем информацию о происходящем в мире, и делимся ею. Наши… коллеги, конечно не испытывают к нам любви, нежной и трепетной, как впрочем и мы к ним. Однако лучше знать, что кто-то выполняет работу там, куда не дотягиваются наши руки. И если мы не можем быть в двух местах сразу, то почему не озадачить одной из проблем того, чей путь пройдет опасной стороной.

- Ты хочешь сказать, что встретив в пути… коллегу, - перед последним словом лорд Каэрин выдержал паузу под стать Дэйлу, - и выяснив, что его вот-вот настигнет что-то недоброе, или же что он сам может предвосхитить события и первым бросить вызов, вы передадите ему всю информацию, имеющуюся у вас?

- Именно.

- Вы что же все друг друга знаете?

- «Знаем» - немного не то слово, - Рэй в неизменной манере сурово сжал губы и сдвинул брови, но старше выглядеть не стал. – Мы можем распознать друг друга.

- И когда вы держали путь в эльфийские земли…

- Туда мы путь не держали никогда. Когда мы вдоволь наработались в Висконсе и собрались покинуть его, до этого захолустья дошли слухи о вашем великом походе во имя добра и света, - на этих словах лицо Дэйла озарила улыбка, одна из тех, расплатой за которую в разговоре с менее терпеливым собеседником может статься изрядно попорченное лицо. Да и не только лицо. Но она быстро соскользнула с губ. – А лес мы видели сами. Он умирал.

- И тем не менее, это действительно дела прошлого. Не думаю, что вы хотели сообщить мне именно об этом.

- Это точно. Или успевать за стол надо к обеду, или нечего ложками стучать.

- Кордэйл, - даже брат, должно быть привыкший к выходкам старшего, не удержался от укоризненно поджатых губ. Суровый взгляд задержался на улыбчивом лице Дэйла, потемнел еще больше и, припорошенный чувством неловкости, метнулся к Магистру.– Говорят, на побережье сейчас неладно.

- На побережье? – подобрался лорд Каэрин. – Где именно?

- Все что знаем мы – только слухи, - и не поймешь, то ли серьезно Кордэйл говорил, то ли в очередной раз поддевал хозяина Академии. Но от вызывающих улыбок и многозначительных взглядов он все же удержался. Наверное, и впрямь не шутил. – Говорят, что за эльфийскими владеньями, ближе к северу. Южнее же то ли эльфы в своих руках погоду держат, то ли их и не должны заботы коснуться.

- Севернее?

- А что Вас смущает?

- Отчего меня должно что-то смущать? – уверенность в голосе лорда Каэрина и невнимательному слушателю показалась бы неискренней из-за подчеркнутого безразличия. А тут еще взгляд опущенный и пальцы до белизны сцепленные. А уж братьям, чего-чего, а внимательности занимать не приходилось.

- Вы нам скажите, - посоветовал Кордэйл. В переворошенном пепле взгляда сгустились тени. – Что Вы знаете об этом?

- Можешь мне не верить, Кордэйл, но о том, что творится подле Воэдэи, я ничего не знаю, - Магистр приподнял руку, предупреждая следующий вопрос. – Не далее, как сегодня утром я отдал распоряжение одному человеку в скором времени отправиться к морю.

- Волнуетесь?

- А разве не имею права? В любом случае, к добру ли, к худу ли, но его путь в эти земли не должен завести. Не рассчитывал, ой, не рассчитывал я, что за один год с двух сторон беда подкрасться сможет. До того ни разу так часто невзгоды не случались, - лорд Каэрин оперся подбородком на сцепленные пальцы, погрузившись в раздумья. – Нельзя ваше предупреждение без внимания оставлять.

- Хотите кого-то из своих туда отправить? А может сами наведаетесь?

- Да где уж мне?… Не те годы.

- Так пусть посыльный Ваш на несколько дней от пути своего отвлечется и заедет в те края.

- Нет! И это не обсуждается. И дело у него такое, что не до отвлечений. И не пущу я его туда одного.

- Не хотите, не пускайте. Мы сами этим делом займемся. Только помогите. Или вам самим помощь нужна?... С делом, в котором не до отвлечений.

- О нем не беспокойтесь. Тут уж мы сами. А вот что вашего дела касается… Расскажете побольше? Как я понимаю, раз сюда пожаловали, значит, не думаете, что сами справитесь.

- Почему же не думаем? Еще как думаем. Только хотелось бы узнать, с чем справляться придется. Поэтому по пути решили к вам заглянуть. Описывать события вы, поговаривают, мастера. Так, может, поделитесь знаниями, чтобы было кому и дела делать?

Проходивший мимо младший не удержался – что было силы пихнул плечом брата, едва не столкнув с насиженного места.

- Эй, ты чего?

- Нашел, когда умничать! – Рэй с ощутимым недовольством протолкнул эти слова сквозь зубы. – А главное был бы ум, чтоб им хвалиться. Не обращайте на него внимания.

- Ну почему же? Шуты на то и стараются, чтобы оказаться замеченными. А у серьзных и внимательных юношей другое предназначение. Их цель – не к себе, как к дешевой, но яркой безделице, внимание привлекать, а настоящие ценности показывать. Тем, кто их оценить и понять сможет.

- Сделаю вид, что не заметил, как Вы моего брата шутом и безделицей назвали. Сам заслужил. Пусть сам и доказывает ошибочность сложившегося у Вас мнения, - Рэй наконец-то угомонился и присел на край стола, рядом с братом. – Вы верите знакам?

- Смотря каким.

- Тем, которые на дорогах направление указывают, конечно же, - хмыкнул Дэйл, за что тут же удостоился от брата тычка локтем в ребра. – Не верьте. Было дело, сам пошел по стрелке…

- Кор-р-р-рдэйл! – рыку младшего мог позавидовать большой песчаный кот. – Может, ты погулять сходишь? Поешь…

- Вот последнее - замечательная идея. Я уже не раз намекал, что пироги были бы неплохим дополнением к беседе, но никто не обращает на меня внимания.

- Пошел вон!

- Как ты разговариваешь со старшими?

- Старшие скоро с ума сойдут, наблюдая за возней двух малышей в одной песочнице. Вы еще игрушки начните делить, - сухо промолвила леди Элорин.

- Нет уж, это мы доверим вам… и тем из наших, кто себя полагает равным Академии. Дележ игрушек у вас куда лучше получается. Жаль только у этих самых кукол и тряпичных мишек-собачек потом ножки поломаны, одежки грязны и порваны, а некоторых и вовсе по кусочкам не соберешь.

- Молодой человек, я понимаю, что у тебя опыт богатый, и твои слова… имеют под собой основание. И все же, я бы попросила, не распространять суждения своего опыта на всех, встретившихся в пути.

Кордэйл пренебрежительно дернул бровью, давая понять, что вовсе не сожалеет о своих словах и извиняться не собирается.

- О каких знаках ты говорил, юноша? – обратился к младшему Магистр, возвращая беседу в прежнее русло.

- Недалеко от Стольвина мы встретили одного из наших. Так вот, он сказал, что в селе Скам, что близ Исреда, ему довелось встретить охотника. Тот несколько дней блуждал по лесам…

- И этеллери допустили это?

- Он не пересек границ эльфийских владений, как мы поняли.

- Тогда остаются леса бывшей Лаистаилии. Но он заброшены и дики.

- Ну уж не нам указывать, кому и где ходить. Так или иначе тот человек охотился в диком лесу, пока не вышел к побережью, где остановился заночевать. Но посреди ночи был разбужен тем, что небо стало светлым от зарниц. И он готов поклясться, что это было не просто природное явление. Он увидел знак в небе.

- Вы думаете, что стоит принимать на веру слова человека, проснувшегося в незнакомом месте после того, как провел в лесу несколько дней?

- Не подумали бы, если б не рисунок.- Кордэйл достал из кармана сумки сложенный вчетверо листок, встряхнул, расправляя, и, скользнув взглядом по тонким линиям, протянул брату, который, не глядя, передал его Магистру. – Мне кажется, я уже видел подобное, но не могу вспомнить, при каких обстоятельствах это случилось. Скорее всего, когда просматривал чьи-либо личные записи. Но искать всех, с кем мы общались за последнее десятилетие, - это бездарно тратить время. Вы же наверняка знаете, что это.

- Знаю. Магистр, - рисунок отправился к леди Элорин, которая, сурово сжав губы, обвела пальцем два круга и симметричные кривые в верхней и нижней частях внешней окружности, - что Вы на это скажете?

- Знак Воплощения. Стихия воздуха обрела силу и воплотилась в мире.

Слова прозвучали каким-то страшноватым пророчеством, которыми молодцы любят пугать впечатлительных девушек, чтобы те вздрагивали и жались поближе. Да тут собралась не та публика. Браться обменялись взглядами, в которых не было и толики понимания, да и только.

- Судя по вашим лицам, это что-то не очень хорошее, - натянуто улыбнулся Дэйл.

- Хорошего и впрямь немного.

- Но я пока не услышал ни одного из привычно страшных слов. Ну там: Тьма, демоны, - принялся перечислять старший, - или вот: вампиры, злые колдуны.

- Ты сейчас перечисляешь тех, кто может вызвать страх. Но забываешь, что при определенных обстоятельствах и кусок хлеба справится с этой задачей.

- Поясните?

Магистр приподнял бровь, исподлобья взглянув на братьев.

- Сегодня какой-то день повторений, - пробормотал он тихо, будто только для себя. И, уже обращаясь ко всем, заговорил, - Сейчас совершенно невозможно предположить, чего следует ожидать. Но в любом случае воплощенная стихия не сулит ничего хорошего.

- Я, наверное, поддержу брата, - чуть скривился Рэй. – Воплощенная стихия… Звучит конечно громко, внушительно. Но это ни демон, ни монстр, ни вампир, ни любая другая мразь. Так почему сразу надо рассчитывать на худшее? Тем более Вы и сами сказали – не бывало еще такого, чтобы за короткое время с разных сторон беды подбирались.

- Но и воплощенные ни разу за мирную эпоху не появлялись.

- Все когда-то случается в первый раз, - улыбка Дэйла стала еще шире и еще натянутее. - Чем это плохо? В Эталиэне испокон веков было много духов.

- В том-то и дело, молодой человек, что духи стихий, властители чувств и помыслов, даже вершащие судьбы – это лишь отголоски мыслей и деяний Безликих, - в голосе леди Элорин зазвучала сварливость, свойственная тем, кто привык не только поучать младших, но и видеть в них детей, слишком мало знающих о мире, слишком много думающих о себе. - Их власть и сила ограничены. В то время, как Воплощение – это Сила, ничем не скованная.

- Но ведь появление воплощенного в мире не означает, что Тьма непременно наберет силу. Что же так тревожит вас?

- Воплощенный – чистая Сила, которая может быть как светлой, так и темной. Но в любом случае, брошенная на весы, она сильно раскачает их.

- Но если она будет светлой…

- Какой бы она не была, мир пошатнется, выискивая утерянное равновесие. С одной лишь разницей. Если Сила примет светлую сторону, то Тьма не заставит себя ждать. Она найдет, чем ответить и как вернуть свои позиции. А вот если выбранной стороной станет темная, то равновесие восстанавливать нам придется.

- И что же делать? – брови младшего домиком поднялись над переносицей, сделав его еще моложе – и не подумаешь, что этот мальчик всерьез рассуждает об угрозе миру и методах ее отведения.

- Видимо, отправиться туда и уже на месте выяснить, что там воплотилось.

- Да, Кордэйл, полагаю, ты прав. Мы можем сколько угодно сидеть тут и строить догадки о том, что происходит там. Рисовать планы, что мы могли бы сделать, в той или иной ситуации. Но на деле, это пустая трата времени. Нужно понять, что произошло уже, и предположить наиболее реальное развитие событий.

Братья переглянулись.

- Мы съездим туда…

- Но не с пустыми руками, - Магистр наконец-то покинул облюбованное место и подошел к столу. Небрежное движение руки, похлопавшей по колену старшего, и Кордэйл, не дожидаясь устной просьбы, мышонком метнулся прочь с насиженного места. Стул, принявший в свои объятья тело хозяина Академии, надсадно вздохнул, словно всхлипнул. И показалось ясным, почему один из братьев облюбовал место на столе, а не за ним. Глухо стукнул ящичек, поначалу выдвинутый и тут же отпущенный обратно. Заскрипело перо по бумаге. – Это мое повеление для любого из наших работников библиотеки. Кто бы там сейчас не оказался, он предоставит в ваше полное распоряжение все книги, все свитки, которые есть у нас и которые хоть как-то касаются воплощенных. К сожалению, явление воплощенных довольно редкое для Эталиэна. Поэтому вряд ли вам потребуется много времени для ознакомления с накопленным ранее опытом. Но сколько бы часов вы не захотели провести под сводами Академии Вальда, гнать вас отсюда никто не будет. Я сейчас распоряжусь, чтобы вам приготовили комнаты и накрыли стол. Большего, боюсь, я сделать не смогу.

- И на этом спасибо.

- Я не собираюсь в эти дни покидать Академию, - информировал лорд Каэрин, протягивая распоряжение старшему из братьев. – Если вам что-то понадобится…

- Мы обратимся к Вам. Спасибо!

Не тратя времени на изучение переданного в их руки документа, молодые люди направились к выходу.

- А Ваш человек, - Рэй обернулся уже на пороге. – Если хотите, мы можем его до побережья сопроводить.

- Нет, Рэйлив. Не нужно. Вам сейчас времени терять не стоит. А она раньше, чем через неделю в путь не отправится.

- Она? – лицо старшего передернуло. – Ну и гады же вы в Академии. Она…

Кордэйл брезгливо скривил губы и хлопнул дверью.

 

По выходу из библиотеки Эстэль двумя руками прижимала к груди толстую – как раз в обхват – книгу. И дело было вовсе не в бережном отношении к драгоценной вещи. Просто одной рукой удержать выбранный для нее Магистром фолиант было невозможно. Рядом с привычной бесшумностью ступала Элия. Сейчас, когда меднокосая подопечная хозяина Академии знала секрет волшебницы, она вовсе не завидовала ее поступи, на которую и эльфы могли бы заглядеться. Покалеченная волком Элия вовсе ходила лишь потому, что, взявшая к себе изувеченную девочку, магистр Элорин оплела ее заклинаниями, и стены Академии не давали им изнашиваться со временем. Стоит же волшебнице покинуть свой новый дом, ставший местом заточения, как она сразу же обернется хромоножкой. И ее собственных сил хватит лишь на то, чтобы заставлять ноги через силу сгибаться и выпрямляться.

- Ой, красавицы, будьте милосердны, - словно молния сверкнула внезапно, а потом дождиком обволокло – при звуке знакомого голоса Эстэль поначалу подкинулась и замерла недвижимая, - не подскажете, где в этом Безликими позабытом месте можно найти библиотеку?

- Прямо по коридору, третья дверь справа, - сухо отпечатала волшебница, дернув за рукав открывшую было рот спутницу. – Пойдем скорее. Незачем тут с ними задерживаться.

И экьюриди невзлюбила гостей, и Элия так грубо отозвалась. Эстэль впору было воздеть руки к потолку и потребовать отчета – так хотелось узнать, чем миловидные юноши так всем насолили… и так обидно было, что, казалось все, кроме нее, об этом уже знают. Не сводя несчастного, требующего ответа взгляда со старшего из братьев, она покорно позволила волшебнице повести себя прочь. И лишь сделав несколько шагов, справилась с неповинующимися губами и прошептала:

- А кто они?

- Убийцы! - лед в голосе Элии резал не хуже ножа и, наверное, мог убивать не хуже тех, кого окрестили душегубами. Но броня на их собственных душах оказалась куда толще.

- Вообще-то, не совсем так, - почти весело отозвался Кордэйл, без труда расслышав возглас волшебницы, - хотя большинство и предпочитает нас считать именно таковыми. Сами же мы называем себя охотниками.

- Охотниками? На кого?

Эстэль непокорно вывернулась из рук волшебницы, во все глаза глядя на окутанных тайной пришлецов.

- На волков, и оленей, - за них огрызнулась Элия. – Пойдем. Тебе собираться надо.

Еще несколько мгновений, пока коридор не изогнул свое тело, Эстэль могла видеть серые, как поздние сумерки, глаза младшего из братьев. И поражаться тому, как в океане горечи сновало суденышко понимания, сначала едва держась на плаву, затем все увереннее, превращаясь из лодчонки в настоящий корабль.

- Собираться… Ты слышал? Это ведь она…

Старший согласно кивнул, сухо сжав губы.

- И все же гады

- А может?...

- Нет, Рэй. В одном Магистр прав, ждать, пока она принарядиться, соберет свой багаж и заложит карету, мы не можем. Да и в конце концов проблемы Академии – не наши. Пусть сами думают, как и с чем справляться.

[1] Экьюриды (экьюрид – муж. род, экьюриди – жен. род) – волшебные существа, обитающие преимущественно на конюшнях. Экьюриды любят комфортные условия жизни, потому их почти не встретишь в хозяйствах простых людей. Чтобы приманить экьюрида, необходимо не только обеспечить достаточное тепло и проветривание в стойлах, но также наливать в поилки родниковую воду и заполнять кормушки свежей сочной травой наравне с простым овсом и сеном, что простые смертные могут обеспечить только летом. А нескольких месяцев недостаточно, чтобы привлечь экьюридов. Экьюриды невелики (в половину человеческого роста), довольно миловидны (чаще всего у них пухлые щечки, курносые носики, большие блестящие глаза). Экьюриди носят длинные волосы, заплетенные во множество косичек, и платья из мешковины. Именно экьюриди любят расчесывать и заплетать лошадиные гривы, чем вовсе не балуются мужчины этого народа. Они предпочитают чистить и коней, и их стойла, проверять – надежно ли подкованы скакуны. Мужчины-экьюриды обычно коротко стригутся, носят окладистые бороды, но никогда не отращивают усов. Одеваются они в рубахи и порты того же материала, что и экьюриди, а если удастся утащить у хозяев конюшен красивый лоскут льняного или хлопкового полотна, то обзаводятся добротным фартуком, который по их мнению придает внешнему вид солидность, что почетно.

[2] Волосы, остриженные короче, чем до основания шеи, у всех народов Срединных земель считались признаком позора. Остричь волосы могли: любой из государственных служащих (напр. – судебный исполнитель, императорский гвардеец, советник при дворе владыки и т.п.) - в наказание за совершенное преступление по приказу власть предержащих; хозяин - в знак того, что существо является собственностью и попало в рабство по своему неразумению или же серьезно провинилось перед своим господином; сам опозоренный, кто посчитал, что должен искупить вину, лежащую слишком часто не на нем – например родители преступника или гулящей девки. Так же возможны варианты, когда волосы остригают в знак великой утраты, но с тем условием, что считают себя виной произошедшего или же дают обет слыть опозоренным, пока не восстановят справедливость. Такие люди и нелюди считаются опозоренными условно, но… разве ж кто спрашивает у осужденного, в чем его вина.

[3] Как было сказано выше, для состригания волос обычно имелся веский довод. И обычно имелись другие признаки, говорящие о нем. Так например:

- если состриженные волосы были частью наказания, то преступника еще и клеймили. А чтобы не мог спрятать позора, клеймо ставили на часть тела, видимую другим.

- если состриженные волосы были признаком рабства, то раба отличал ошейник или грубые браслеты на запястьях.

- если состриженные волосы были признаком скорби, то скорбевший одевался в серые грубые одежды и не допускал до тела украшений.

- если состриженные волосы были признаком позора в семье, то в разных областях по разному показывали, что член семьи запятнал честь всех родичей. Некоторые резали себе лица, оставляя на щеках два глубоких шрама; другие оставляли шрамы на руках – позор, что эти руки принесли в мир нечистого душой и порочного делом.

Предыдущая глава Следующая глава

Назад



Hosted by uCoz