4.      Дорогой длинною…

Стольвин закончился как-то слишком быстро. Еще далеко было до полудня, когда городские ворота пропустили девушку сквозь свои распахнутые пасти. «Чтобы затемно до Ульи добраться успела», - говорил Магистр. Да уж, затемно в поселенье оказаться, и не ночевать под березкой – предложение было более чем заманчивым. На деле до Ульи-то и ехать всего-ничего: по берегу Талинки вверх подняться, до самой ее дочки Телибы, да на другую сторону перебраться. Одна беда – мостов через Телибу не слишком много. Вот и держится эта робкая красавица стеной, к морю не пускающей. Но если знать, где искать лазейку, так любую стену обойти можно. Не уподобилась Телиба матери своей, не разлилась статной девою – тоненькой, стройной вытянулась; гибкой, словно от всех невзгод увернуться силилась, да так и застыла берегами пойманная – то вправо поворот, то влево заворот. Высокие сосны, тонкоствольные березки и могучие дубы стражами по берегам выстроились. И в вышине они ветвями сплелись, и под землей друг к другу потянулись. Узкие тропинки – телеге не проехать – легли неровными: то тут, то там, шершавый, узловатый корень сквозь все слои на поверхность пробьется и застынет ловушкой для незадачливого путника. Вот и преодолей их все, пока к реке выберешься.

По ссохшейся земле, не знавшей в последние дни дождя, глухо, неровной дробью стучали подковы. Перестук то ускорялся, то замирал, выводя странную мелодию, которую подхватывал негромкий голос. Певица явно не обладала талантом: песня взвивалась, затихала, смешливо скакала и тягуче растекалась. Самый никудышный менестрель схватился бы за голову, случись ему услышать подобное. Но в лесу, казалось, не было ни единой живой души, чтобы пожурить незадачливую вокалистку. А она и рада была стараться, подхватывая привычную дорожную мелодию из слившихся в одно: шелеста ветвей, голоса ветра, заплутавшего в них, поскрипыванья стволов и глухого тук-тук-тук, вырывавшегося из-под копыт. Эстэль пела песню… старую-старую, которую знавали еще ее пра-прадеды, не гнушающиеся долгими походами. Песню про дороги, уводящие к далеким перекресткам, на которых решаются судьбы. Те дороги, что заманивают, ровной лентой расстилаясь перед путником, вступившим на нее. Хотя к тропе, по которой довелось ехать самой певице, это никак не относилось: Адарай уже изрядно поднадоело обходить рытвины, корни и канавы, и она азартно перепрыгивала препятствия, заставляя не только песню, но и сердце своей хозяйки периодически замирать.

Эстэль в очередной раз похлопала по нагрудному карману куртки. За его содержимое она беспокоилась даже больше, чем за кошелек. «В конце концов, деньги всегда можно выручить. Надо только найти доброго и глупого селянина и сдать ему распоясавшуюся лошадь за несколько монет», - не уставала повторять девушка, стоило только Адарай затанцевать, готовясь к прыжку. Говорилось все громко, с чувством. И кобылка словно и впрямь понимала - косила на хозяйку карим глазом и благоразумно обходила очередную яму на дороге. Да и раз уж речь зашла о деньгах, то их и заработать несложно. Лето уж к исходу – самая пора для работы. Разве ж кто от лишних рук откажется? Не только денег дадут – еще и по старой традиции приютят, накормят и напоят обездоленную путницу. А вот, если путница заплутает, и вместо того, чтобы ехать к Блау Клайэ, начнет кружить по лесу… Тут уж беды не оберешься. Хорошо все ж таки было путешествовать с двумя мудрыми и всезнающими эльфами. Можно было совсем не задумываться о тропинках, да поворотах, а просто следовать за спутниками. А теперь… А теперь все чудится – не кругом ли дорожка завивается, не на ту ли тропку свернуть надо было… Сплошная морока по лесу ездить: первый встречный уже как несколько часов на встречу не торопился, знаков приметных никто оставить не догадался. А и что, что дорожки хожены? Мало ли кто и в какую сторону по ним хаживал. А вдруг Эстэль-то туда и ненадобно вовсе. Нет, конечно, и она училась тому, как в чащах не плутать. Слушала, как по звездам ориентироваться, по мху, да по муравейникам… Ан, слышать – это одно, а вот самой и без помощи разбираться в этих кучках из сухих веток, листьев, да комочков земли – радость невеликая. Вот выбраться бы поскорее, да по карте свериться, куда дорога вывела. Но это потом будет… Еще долгое время пути в жестком седле впереди. Еще ни одну милю одолеть придется. А пока сосенки расступились, пологий бережок взглядам представляя. И впрямь Тэлиба не в мать свою пошла – ровнехонько текла, лентой шелковой извиваясь. Ни одного лишнего язычка в сторону не прянуло, камня на побережье не лизнуло. Ни один волос тонкоструйный завитком не свернулся. Даже по камням Тэлиба стелилась, а не бежала. Едва-едва ее напев слышен был. И о чем думать, на такое глядючи, тому, кто по жаре, да не один час в дороге провел? Эстэль мигом на земле оказалась, к воде ринулась. Руки, в речку опущенные, обласкало прогретой поверху водой, и тут же укусил холодный подземный ключ. Девушка полную горсть набрала и лицо в нее опустила. Свежо, хорошо стало. Так хорошо, что ленца, подкравшаяся, легко заловить сумела. И уже не до Ульи было. Все планы - не сходя с седла, есть и пить, но затемно в поселенье оказаться - растеклись, сами собой растворились. Сил только и хватило, что на другой берег по камушкам перебраться, таща за собой лошадь в поводу, да на прогретой земле улечься. И сочные травинки смешно щеку щекочут, и спелый огурец весело хрустит, когда его откусываешь… Даже лошадь-лентяйка у одного деревца устоять не может. То там листочки пощиплет, то здесь веточки пообмочалит. И все мысли текут. Как в старые добрые времена, когда еще не было никаких походов, когда мир казался большим и добрым. Таким уютным, готовым раскрыть отцовские объятия и наставить на путь свое дитя неразумное. Путь, ведущий к свершениям и победам. «Ничему кого-то жизнь не учит! - повторяла себе девушка. – Опять на приключения потянуло». И ведь правда потянуло. Когда немного улягутся страхи и переживания, отойдут на второй план в памяти, почти преклоняясь, уступят первое место сознанию собственных достижений, тогда начинает казаться, что уже и бояться-то нечего. С таким справилась, а уж дорога и вовсе по плечу. А по дороге можно и еще чего свершить. Такое, чтоб мир-отец гордиться тобой мог. А уж если и цель ведома, то вовсе в конце пути кроме триумфа ничего ждать и не может.

Мечты о триумфе оказались несколько подмоченными тяжелой каплей, щелкнувшей Эстэль прямо по носу. Не в пору для путницы дождик о своих обязанностях вспомнил. Девушка досадливо нос вытерла, да по сторонам глянула. Теплое, жаркое лето выдалось. Кто с этим спорить станет? Однако и по жаре мокнуть не хочется, ежели уверенности нет, что скоро у очага окажешься, обсохнешь и питьем теплым отогреешься. Вот и не мешало бы найти укрытие, пока крупные гладкие капли не рассыпались на более мелкие и острые, не зачастили. Налетевший ветер рассердил низкие облака, и они нахмурились. Серыми космами нависли, до сосновых макушек спустились. Адарай ушами запрядала, от сочных листьев морду отвернула. В карих глазах, устремивших взор на человека, застыл вопрос. Не вопрос даже – требование. Вот родилась бы на воле – сама бы знала, что делать. А раз с лугов, да полей свободных вырвали, решайте теперь, как с невзгодой справляться надобно. Что делать-то будем, хозяйка?

- А то и будем, что прятаться пойдем, - ответила девушка на невысказанный вопрос, да взглядом начисто лишенным оптимизма кругом повела. – Только бы найти куда. Нам сейчас только грозы не хватало.

Сказала, как сглазила. Где-то далеко сердито заворчали столкнувшиеся облака. Кто-то из людей, давным-давно пришедших в Эталиэн, принес из своего мира поверья и сказания о могучих великанах, что живут везде, да редко и не всем видимы. Столь велики эти существа, что не по силам разглядеть их ни человеку, ни эльфу востроглазому. Насколько взгляда хватает – лишь часть чудища. То ли рука могучая, то ли зубы каменные. Да-да… Горные гряды не раз образовывались, когда великан в землю врастал, широко открывая рот в безмолвном крике. И тогда тело его становилось почвой, а зубы поверх торчать оставались. И на небесах тоже великаны живут. Они сбивают облака в тугую пену и строят из нее свои небесные корабли. А иногда им и воевать доводится. Когда корабли великанов сталкиваются, гремит гром и сверкают молнии. Это всего лишь поверья. Старые, почти уже позабытые… И те же тоиллэ охотно подтвердят, что никаких небесных великанов не существует. Но, когда гроза застигает вдали от дома, от надежной крыши и уютных стен, очень легко верится в такие вот сказания. Вот и захотелось путешественницам найти укрытие. Спрятаться, схорониться от непогоды до того, как усиливающийся дождь вымочит насквозь. Настолько захотелось, что Адарай послушно подставила голову, позволяя хозяйке обмотать ее плащом.

Ветер разошелся, гоняя, сталкивая небесные корабли, словно хотел поскорее выжать их досуха. Ветер хлестал и метался. От капель уже нельзя было спастись, держа куртку над головой. Дождь бил наискось, находил лазейки, чтобы запустить свои щупальца за ворот, оплести ноги тяжелой влагой. Грохот приближался. Корабли великанов стремились столкнуться прямо над головами путников. Яркая вспышка озарила каждый уголок леса, высветив огромную фигуру. Эстэль потом и сама не могла понять, чего именно она так испугалась, но и поводья, и куртка выпали из рук. И тут же земля поехала под ногами. Небо, деревья, трава и скользкая глина, какое-то чудище – все завертелось, закружилось перед глазами. Очередной раскат грома слился с истошным визгом.

 

- Дэв, что там?

- Хотел бы я знать. Девица какая-то скудоумная. Кто по такому дождю, да по краю оврага ходит? Спущусь сейчас, гляну – не убилась ли. Ты лошадь-то изловил?

- Изловил. Куда она денется, с завязанными глазами-то?

- Эээх, - махнул рукой Дэв, словно сказать хотел, что от таких путников толкового ждать не надо. Какая хозяйка, такая и лошадь. Из-за одной порты теперь пачкать придется, на дно оврага по склизи спускаясь. Так и из-за второй, не равен час, убытки какие будут.

- Чего с девчонкой-то? Живая?

- Фывая, - буркнула девчонка. Но заприметив краем глаза Дэва, передумала: зажмурилась и притихла недвижимо, уткнувшись носиком в траву.

А и что, что лежать мокро было. Сверху поливает, снизу подмачивает. Зато огромный бородатый мужик не спешит покушаться ни на девичью добродетель, ни на пока еще тугой кошелек. С полудохлой связываться – то ли некрофилом, то ли мародером прослыть. И не важно, что порядочные господа по такой погоде по лесам не шляются. Даже у разбойников понятия о чести быть должны. Громила и впрямь вел себя соответственно таким рассуждениям. Стоял себе над тельцем, по дну оврага распластанным, и даже склониться не думал.

- Раз живая, то вставай, - наконец выдал он свои мысли. – Нечего землю собой вытирать. Чище уж точно не станет.

Вставать не хотелось. Точнее хотелось: вымокла девушка уже достаточно, чтобы замерзнуть, и мелкая дрожь в теле успешно справлялась с ролью предвестницы скорой болезни. Но, как гласит народная мудрость, лежачего не бьют. Вот и закатила она глаза посильнее и постаралась не дышать.

- Она там что, обморочная что ли?

- Припадочная, - ехидно протянул Дэв. - Человек в своем уме вряд ли стал бы в луже валяться. Вымерзнешь, убогая.

- А можно и без оскорблений, - обиженно буркнула Эстэль, приподнявшись на локтях.

Громила громилой, но в чем-то Дэв был прав. Лужа, как ни крути, - не лучшее место для нормального человека, даже если окружающие думают иначе. А уж если окружающие недвусмысленно заявляют, что твое поведение – верный признак глупости, да ты и сам об этом подумываешь, лучше сменить тактику. Можно, к примеру, показать, что ты вовсе не беспомощное существо, готовое сдаться на милость победителя, а вполне себе деятельная юная леди, способная постоять за себя. Главное суметь и из лужи выбраться ловко, быстро и с самым непринужденным видом. Непринужденного вида хватило ненадолго. Ровно до того момента, как Эстэль попыталась изящно вскочить, и земля, размешанная с дождевой водой в грязь, поползла из-под ее ног. Обратно в лужу она села отнюдь не изящно, подняв целый фонтан темно-коричневых брызг.

- Ты… Ты! – с обидой взвыл обляпанный громила, впившись меднокосой в руку и одним рывком подняв ее на ноги.

Эстэль зажмурилась, чувствуя себя безвольной куклой, из которой нерадивая хозяйка упоенно вытрясаят пыль, даже и не замечая, что тряпичная шейка вот-вот порвется.

- Пусти, дяденька, - надрывно запищала-захрипела девушка. – Негоже душегубом слыть. А ты из меня сейчас душу подчистую вытрясешь.

- И впрямь, негоже, - хмыкнуло над ухом, и Эстэль наконец-то увидела второго, того, кто ее лошадку изловил.

И тут было на что посмотреть. До сего дня гномов девушка только в стольвинских кабаках и видела. Да особый они народец – не спешат дружбы с иноплеменниками сводить. Засядут кучкой в углу и, знай, пиво пьют, свои дела обсуждают. Вот уж где диву даешься, глядя на скрытность и вспыльчивость, в одной бадье замешанные. Разозлится кто – вскочит и давай на весь трактир обидчика «славить», вплоть до седьмого колена всю родню поминая, чуть не до точных дат события описывая. А чтобы методы обработки руды кто у них вызнал – не дождешься. Вот и живут гномы самобытно. Даже в маленьком трактире умудряются отдельным мирком стать. А тут, на тебе, выискался: с одним человеком дружбу водит, от второго не особляется.

- Какой с души прок? Хоть тряси, хоть не тряси – монеты не посыплются. Для пополнения кошелька живой человек нужен.

Для таких зловещих посулов гном выглядел слишком добродушным. Воспринимать его всерьез оказалось неимоверно сложно. Да он, похоже, к этому и не стремился. Склонился над краем оврага и тихонько подхихикивал, изучая девушку. Эстэль, высвободившись из лапищ Дэва, также уставилась на невысокого толстячка, с аккуратно постриженными, прилипшими ко лбу волосами и неимоверно отросшей бородой. Кучерявую растительность на лице гном старательно заплел в три косицы, но даже намокшая под дождем она выбивалась из плена шнуров и топорщилась во все стороны. Маленькие глазки, озорно посверкивали. Нос-кнопка смешно морщился меж щек – двух румяных, налитых яблок. Это был какой-то неправильный гном. И похоже, он был единственным, кто находил ситуацию забавной и получал от нее удовольствие. Взгляды Эстэль и Дэва встретились. Она смотрела как на сердобольного до безумия врача, таскающего за собой чумного больного. Он с видом доктора решал, что делать с чумной пациенткой, свалившейся на его сердобольную голову. Совместное изучение друг друга никому не дало утешительных результатов.

- Я, наверное, пойду, - жалобно предложила Эстэль, пятясь назад.

Подниматься вперед спиной по скользкому склону оврага было непросто. Девушка раз за разом оскальзывалась с переменным успехом – то прямо удержится, то на корточки сядет. Во взгляде Дэва уже нетрудно было разглядеть откровенную жалость к убогой. Выражение гномьей мордочки можно было охарактеризовать, как досадливо-заинтересованное. Окажись на месте действия побольше свидетелей, можно было бы не сомневаться, что этот нелюдь развернул бы бурную деятельность по приему ставок. Но любоваться ему приходилось в одиночестве, а потому быстро прискучило.

>- Не надоело?

- Надоело, - признала девушка, бросив через плечо взгляд на неподдающуюся вершину.

- Тогда руку давай. Вытащу.

- А мне на вашу сторону не надобно.

- А куда ж тебе надобно, сердечная? – ласково-преласково протянул гном.

- В Улью.

Гном засмеялся. Не зло, но обидно. Дэв вздохнул, словно всхлипнул. У Эстэль скривилась мордашка: реакция новоявленных знакомцев не сулила ничего хорошего.

- Эк же тебя занесло, милая, - покачал головой гном.

- Вовсе и не занесло, - неуверенно возразила девушка. – Я по карте шла. Отсюда до Ульи должно быть рукой подать.

- Если уж и рукой, то не твоей. И по хорошей погоде затемно туда не добралась бы. А по такой и вовсе в лесу заночуешь.

- Как это?

- Так это, - буркнул гном. – Часа три-четыре на север через лес, и аккурат к Улье выберешься. Тебе б на пару переправ выше на другой берег перебраться, тогда и впрямь твоей руки хватило бы.

Эстэль сглотнула, перевела взгляд на Дэва, и обреченность хлынула такой волной, что могла бы утопить. До Ульи несколько часов на север. Ближайшее жилое место на юге – Обер-Астон. Но до него с день пути. Гном не пугал: дождь стих, превратившись в нудную морось, но небо так затянуло хмурыми тучами, что до вечера явно не распогодится. Более того, окончательно стемнеет не по-летнему рано. Девушка вытерла нос рукавом и, немного подумав, выбрала для своего седалища скользкий узловатый корень взамен уже облюбованной лужи.

- Ты это чего?

- Чего? Я ничего… Сижу, молчу, никого не трогаю.

- И что, так и будешь сидеть?

- Нет. Сейчас спляшу, - огрызнулась Эстэль. – Потом еще и спеть могу. Хотите?

- Не очень, - моргнул гном.

- Ну вот, значит, посижу тут молча и пострадаю.

- А зачем страдать?

- Ну… Нет, конечно все хорошо. Подумаешь, что меня занесло непонятно куда. И что ночевать в лесу придется. И костра особо не разожжешь… Это же все такие мелочи.

- Ну… Может быть и хуже, - гном почесал затылок, что-то прикинул в уме, придирчивым взором окинул девушку и сделал вывод, – Например, на тебя нападут злые разбойники.

- И что? Предлагаешь, мне их пожалеть?

- Главное, чтоб они тебя пожалели. А то мало ли на свете мерзавцев-душегубов?

- Угрожаешь? – с опасливым интересом осведомилась девушка. – Учти, я могу за себя постоять!

- И как же? - гном соскользнул вниз, присоединившись к уже сроднившимся с оврагом. – Ну так как ты будешь стоять за себя, а?

Ох и зря он пожелал ужаснуть девушку, вскинув руки и выпучив глаза. Эстэль пожала плечами, вздохнула и посудив, что гном сам напросился, метнула в лицо разбойнику ком грязи. Гвир взвыл дурным голосом. Да так, что его обидчица тут же поняла все поспешность своих выводов и неразумность действий.

- Попадись мне! – ревел ослепленный гном, пытаясь протереть глаза.

- Ну ее, - взялся уговаривать его Дэв.

- Так сам хотел увидеть, как защищаться буду, - подскуливала девушка, на четвереньках отползая с поял боя.

- Между прочим, сейчас я ничего не вижу твоими страниями, - обиженно вопил гном.

- Так это ж входит в принципы самообороны, - буркнула девица, озираясь в поисках подручных средств самообороны. – Ослепив противника полбитвы выиграл.

Чтобы закрепить успех, по представлениям Эстэль, необходимо было еще и убежать подальше, пока разобиженный противник не прозрел. Можно, конечно, обратить в свою пользу выигранное время: занять удобную позицию, обеспечить себя средствами обороны. Дождаться пока враг взглянет в твои глаза и уверенно нанести удар. Но с подручными средствами Эстэль не повезло. Ничего серьезнее щебня размером с полпальца, да тонких веток не находилось. Единственное ее оружие – меч, из Академии взятый, – было приторочено к седлу. Зачем? Так кто-то чрезмерно самоуверенный искренне полагал, что железная орясина вовсе и не понадобится. Вот и не понадобилась. И уж конечно паршивка Адарай – не верный боевой конь: по свисту на помощь не примчится, супротивника подковами не припечатает. А чтобы до конца искренними быть – даже просто в овраг спускаться не станет. Сама уж, хозяйка, выкручивайся. Хочешь - помирай, хочешь - наверх выбирайся. А тут уж хочешь - не хочешь, а помирать нельзя. Или Магистр потом с того света вытащит и уши надерет. Поэтому оставалось только бежать. Эстэль рванулась к дальнему от разбойников склону, попробовала взобраться на него с разгону, но скользкая грязь вовсе не собиралась выпускать жертву из своего плена. Взвизгнув, Эстэль съехала вниз.

- Дэ-э-э-эв! – предостерегающе возопил Гвир, успевший протереть один глаз.

Вторая попытка побега оказалась вдвойне неудачной, еще и из-за повисшего на ноге громилы-разбойника, безжалостно стянувшего вниз.

- Дяденька, пусти меня, а?! Мне, правда, идти надо.

Такой идиоткой ей нечасто приходилось себя чувствовать. Вряд ли разумный человек перед двумя разобиженными разбойниками, еще и превосходящими его в силе, может ожидать хотя бы мирной беседы, не то что сочувствия и понимания. Но вопреки опасениям, относительно применения грубой физичской силы, действо продолжало ограничиваться разговорами. Правда, ногу ее верзила отпускать не торопился. Только смотрел жалостливо, как на болезную.

- Слушай, ты хоть что-то по-людски делаешь? Опуская все прочее, одно скажу - нормальные девки по домам сидят, сватов ждут.

- Нормальные… Нормальные… Нормальные разбойники рук не протягивают и дорогу не подсказывают, - нашлась Эстэль.